В середине марта погода в Москве оставалась морозной. Дни стояли солнечные, ветреные.
Мария любила монастырь и его парк с прудами во все времена года. Место успокаивало. Возвращало к себе. Настраивало на добрый лад, когда её что-то беспокоило. Светлое. Живое. Близкое. Понятное. Своё... Это всё о нём.
1890-1898 гг
Ровесница двадцатого века. Без малого девять десятков лет за плечами у Марии Ивановны. Первые шаги она сделала у стен монастыря в восемь месяцев с помощью папы и мамы.
— В годик после трёх самостоятельных шагов, ты забавно упала прямо в сугроб лицом и рассмеялась, — рассказывали позже её родители. — Потом ты стала делать так на каждой прогулке. Нянюшка Тата каждый раз вздыхала да охала, охала да вздыхала. Всё не могла взять в толк, почему Маняше нравится снег.
— Как собака ныряет с головой. Дома паинька-паинькой, а на прогулке, не удержишь, спасу нет. Хохотушка. Вертушка. Крупная, а в одёжке неподъёмная. Уйду я от вас, ей-богу, уйду…
Марии такие воспоминания щекочут нос и делают глаза детскими.
— Детство что родниковая вода. Живая вода, дочка, лечит, — повторяла её сердобольная матушка.
Сегодня у Марии Ивановны день наваждений, так всегда бывает, когда к ней в гости прилетает родной и неродной человек. Кто может быть ближе сестры? Однако поступки обеих показали полярность взглядов. Случается, росли у одной реки, но выросли противоположностями, им бы не пересекаться в жизни. А уж жить вместе на старости лет?.. Волнительно. Маше трудно было смириться с головотяпством поступков, те сыпались из младшей как из рога изобилия. Она первой бросала вызов, не шла на компромисс, только наперекор, но без Мани не обходилась. В оттепель уехала за бугор, родила дочь, несколько раз была замужем, всегда недолго. Истории повторялись. Множились.
— Мечется по жизни, путается, — сказали бы наши родители. Но они ничего этого не увидели, не успели увидеть, что хорошо, — рассуждала Мария. Чего это я разволновалась… Не моё дело разбирать чужую жизнь. Разница в возрасте между сёстрами в самом деле была значительной — четверть века.
— Саспенс!? Баба Маша, прорвёмся. Нас теперь трое! И в обиду мы тебя с мамкой не дадим, — уверяла внучатая племянница Лера.
— Так-то оно так... Жизненный опыт подсказывал не полагаться на авось.
Приветливо склонив голову перед давней приятельницей издали, Мария Ивановна быстро дошла до Напрудной и остановилась как обычно. Постояв в раздумии какое-то время, вернулась в парк, решившись присесть на ближайшую скамью: в висках пульсировало, бросало в жар.
Мартовский ясный день повсюду разбросал длинные тени. Свидетели всех прошедших событий: кирпичные белёные стены, древний храм и церкви хранили обет молчания. Башня царевны Софьи принимала посетителей с записками, с очами Марии Магдалины полотна Тициана. Множественный шепот у её подножия сливался в хор. Сколько событий минуло, сколько правительств, а народ всё тот же: идут и идут. Вот и пойми, в чём вера человеческая, где заканчиваются суеверия и начинается религия. У каждого просящего и молящегося своё на уме, а боль, что душу терзает одна общая на всех. Как общая радость силой обладает великой.
Бывают заповедные места. А это особенное. Новодевичий монастырь такой. "Лекарство" от боли. Даже сестра его жалует и скучает по нему... Эврика!Нашла! Нашлась общая точка отсчёта в системе жизненных координат.
Возможно таким же, как сегодня, летним лазоревым утром 1913, Надежда шла в порядок — хозяйство своей младшенькой дочки, проведать ее семью: внуков и внучек, погостить денек у любимого зятя, Ивана Ивановича. Земля Задонья была родной, но дорога была не близкой, а далёкой...…
