Пациенты больницы — те же попутчики, разные диагнозы как остановки , а против природы не пойдешь. Женщина и в больнице остаётся женщиной, и возраст играет относительную роль.
Случайно заглянувших видно сразу, но так же угадываются и "прописанные"…
Санитарочки довезли меня на каталке до свободной кровати у окна, Татьяна уже суетилась вовсю: убрала подушку и скатала одеяло, принесла грелки со льдом. Нет, ничего этого я сама на тот момент не видела, ещё и ничего не чувствовала, но соседки по палате охотно поведали в очереди в процедурный кабинет утром следующего дня.
Первое, что замаячило у меня перед глазами, сначала смутно, потом всё чётче — несколько широкое и пышное, почти фарфоровое лицо с нежно-розоватыми щёчками и двумя пикантными ямочками.Когда Таня открыла кран, и я, услышав струю воды, среагировала неожиданным шумным вдохом и выдохом, открыла веки... — О-о-опа! Ну ты, мать, даёшь! Своими стонами на нас тут такую жуть наводила, — не дожидаясь ответа юная женщина устремилась обратно к своей кровати, её движения были порывистыми, а шаги размашистыми.
Пытаюсь улыбнуться, ничего не получается — словно мышцы не мои, а в мыслях смеюсь от души.
Звонкий хруст твердого и сочного зеленого яблока, раздавшийся в палате, я помню до сих пор. Танюша, даже сидя на кровати, проделывала какие-то неуловимые и неясные движения всеми клетками, одновременно умудрялась отвечать на вопросы о себе, о маме, о свекрови, о муже, о планах на будущее. Про себя о ней подумала — "жидкий металл" — дитя дитём...
В сущности ещё девочка, но уже женщина! Она была крепко сбитенькой и милой — такой, какими обычно бывают подросшие на воле телята. О своей беременности она узнала в двенадцать недель и сразу после поликлинических анализов была направлена в больницу на сохранение в первый раз. Беременность стала новостью для её мамы, для неё самой, для её молодого человека, но не для бабушки и не для свекрови. Свадьбы не было, просто быстро расписались по настоянию свекрови, чтобы «как у людей всё». Мужу на тот момент едва исполнилось девятнадцать лет, он старший из четырёх братьев в многодетной семье.
Говорила невысокая и темноволосая Таня чётко, не уставая, не жеманясь, глядя на мир открытыми, ко всему готовыми глазами.
Я же тихо лежала и осматривалась вокруг, согреваясь в тёплом одеяле в летнюю жару и жадно слушала, не принимая участия в затянувшемся до позднего вечера женском диалоге.
В шестиместной, общей палате не было свободных коек. Трое женщин были прооперированы до обеда, а я внеплановая по скорой — после трёх часов. В возрасте бабушки Тани на средней койке между нами лежала болезненная женщина. Она пока молчала и устало слушала остальных, отвлекая своё внимание на разгадывание кроссворда.
Напротив нас — двое молодых женщин лет тридцати проявляли живейшее участие.
Они вразумляли Таню, что «надо было школу хотя бы закончить». Время «Капитанов Очевидностей» пронеслось в голове.
Татьяна же успокаивающе ворковала, что «десять лет в школе училась, а не поняла зачем ей это»? Она устала от школы и не хочет в институт. Сельскую местность свою знает с детства, знает людей, их нравы, реку, поля. Каждую кочку и каждую тропинку в лесу. Вот её бабушка по молодости подалась в город, пожила там шесть лет, работая маляром, даже квартиру получила от производства без мужа, а потом вернулась в родное село, в свой дом. Да и мама её тогда одна уже осталась, не бросать же родного человека. Квартира та досталась дочке Ольге, которая выучилась на экономиста, но стала работать маникюршей. Сколько знает свою мать Татьяна, та всё время — невеста, всё время в поиске счастья в лице мужчины. — Вот меня мама Оля не рано родила, куда уж позже — в двадцать восемь лет! И замуж вышла сначала удачно, но папу своего не помню. Они быстро разошлись, он мальчика хотел, — говорит Таня. — А ты кого сама-то ждёшь?! — интересуются три молодые женщины. — Сама-то? Да выбор невелик, — смеётся. На УЗИ сказали, что мальчик будет, а так — всё равно. — А муж на кого настроился?! — Да и ему некогда думать, на мотоцикле своём пока гоняет. Мужчины же позже нас взрослеют. Разве ж взрослые женщины об этом не знают, — пожимая плечами, подхватывает кем-то оброненную фразу, явно пришедшуюся ей по вкусу и так многое объясняющую в её мире.
Слушая всех, меня не покидала возникшая странность. Эта девочка счастлива всем тем, что даёт ей день. Она не держит обид, не помнит зла, не страшится родов, свекровь поддерживает и понимает, хочет личного счастья своей маме, любит гулять и просто жить там, где рождались один за другим её предки. Простая жизнь маленькой жены не проста по сути. Да, глядя на Татьяну с идеальной прямой чёлкой и туго заплетённой косой, ничего другого на ум мне не шло. Жизнь может быть такой и в двадцать первом веке. Удивительно... Утром мы с ней отправились на завтрак первыми. Как она радовалась больничному чаю с маленьким квадратиком сливочного масла:
— Вкуснота! Как хорошо в больнице готовят, — восклицает звонким голосом Танюша, — прямо как на курорте. У свекрови всех коров обиходь, всё убери, на восемь человек приготовь и крошки не возьми.
— Что же от двадцати коров ты и масла сливочного не видишь?!
— На продажу! Свекровь ужимистая. Хорошо, что замуж меня взяли, могли бы и отказать. Они богатые. Смотрю и вижу как размазывается по булке маргарин, а не сливочное масло. Не беру свой кусик, Танюша вопросительно смотрит на меня:
— Бери! Бери мою порцию себе, если хочешь, конечно, — тебе калории нужны на двоих, мужчина ведь растёт, — говорю.
— Почему маргарин вместо сливочного масла? — обращаюсь напротив к диет-сестре.
— На этикетке же написано, читайте! Сливочное...
— А если на этикетке будет написано"мясо", то это станет мясом?! Медработник, обидевшись, не говоря ни слова, уходит и не возвращается.
— Такая хозяйственная у меня свекровь! Все яблочки на яблоньках сосчитает и в дело определит, ничто не пропадёт у неё в хозяйстве. Как же мне повезло: по праздникам даёт мне деньги на большую шоколадку, так как «я — маленькая», — говорит мне с чувством Таня. — Нет, моя свекровь очень хорошая, просто строгая, у неё система во всём, без поблажек, — убеждает меня в который раз Таня.
— Да я и не спорю. Но не понимаю и, наверное, не принимаю такого поведения.
— Так я по глазам вашим вижу. Вы в глаза говорите, а не за спиной шушукаетесь.
— Танечка, привыкай, обо всех говорят. Ты только входишь во взрослую жизнь.
— А я хорошо адаптируюсь в любой среде. И зря ты нашей сестричке про маргарин сказала, ведь она же совсем ни при чём и ничего не изменится. Привыкли права качать столичные, вот купишь, Ида, у моей свекрови масло домашнее, тогда будет на столе у тебя настоящее сливочное. — Это правда, Тань, цепляемся. Может быть куплю, если доведётся. А когда же ты, Танюша, сама узнаешь вкус своего сливочного масла?! — Я и торт не ела до больницы, на вафли и зефир только смотрела. Ну и что такого? Ведь выросла, не умерла. Баловство это, вот! На Пасху будущего года узнаю... — Тань, думаешь зажрались мы? — Что ты сама не знаешь ответа, зачем меня спрашиваешь?
Journal information